[Проба Пера] Служба в Конгломерате


В чем цель этой кровопролитной бесконечной войны? Наши лидеры говорят нам, что это борьба за идеалы. Лидеры земной республики говорят, что война идет для того, чтобы объединить мир под "красной" эгидой, как это было раньше. Технари из суверенитета расскажут, что они воюют за свои технологии и развитие всего общества. Конгломераты же ответят, что война идет за свободу и независимость. На самом деле, цели этой войны гораздо более материальные, нежели духовные. Все стремятся к власти. Кто-то ради её достижения готов вырезать миллионы своих людей, кто-то готов использовать неизвестные технологии, которые могут быть опасны для всего мира, ну а кто-то ежедневно отправляет тысячи людей на поля сражений. И когда война обретает подобный смысл, она начинает вестись на выживание. В таком конфликте одна сторона готова устроить полный геноцид другой, а другая отчаянно сопротивляется, что в итоге приводит к большему кровопролитию. Если Республика захватит власть, то все мятежники будут репрессированы, а под мятежниками они, как правило, подразумевают всех граждан того или иного государства и людей, лояльных им. Если к власти придет суверенитет, то конгломераты и республиканцы станут их рабами (во всех смыслах) как низшая раса. Ну, а если конгломераты с их корпоративным правительством... то на землях ану и землян не останется ни капли воды. Будут выкачаны все возможные ресурсы, а жители остальных двух государств останутся умирать от голода и бедности, которые наступят из-за нехватки ресурсов. ну что же, из двух зол я выбрал меньшее.

Меня зовут Феликс Дэниэл, я солдат 10-го десантного полка, 34-ой пехотной бригады, 21-го пехотного батальона, 18-й роты, 124-го взвода армии нового конгломерата. Буквально три дня назад я окончил военную академию и меня направили в самую гущу сражений вместе с остальными выпускниками. Не то чтобы я против этого. я знал, что рано или поздно я окажусь на поле боя, как и все остальные люди, но я не ожидал, что это будет так скоро. как происходит вывоз на поле боя? Тебе дают автомат и реактивный ранец, сажают в транспортник и вы взлетаете вместе с десятком-другим транспортников. По статистике, до места конфликта долетает лишь 3 транспортника из десяти. Мне посчастливилось оказаться в одном из этих трех.


Глава первая
Мой первый день в аду

В кабине стоял жуткий гул от реактивных двигателей транспортника, который постоянно прерывался на звуки взрывов и стрельбы. Нас шатало в разные стороны, один из парней не выдержал и срыгнул прямо на пол от жуткой качки. Пилот выруливал из-под града снарядов как только мог. Иногда у него получалось, а иногда пули все же попадали в фюзеляж. Мы не видели лиц друг друга с самого взлета: освещение в транспортнике было тусклым и никто не мог видеть ничего, кроме своих рук. Ситуацию ухудшала тьма за иллюминатором. каждый из нас был вооружен автоматом и реактивным ранцем. По сигналу мы должны были прыгнуть с транспортника прямо вниз. Нас этому учили, но никто из нас не был толком готов к реальному бою. Все, что мы изучали на тренировках и учениях могло оказаться просто бесполезно здесь, в этих песках. Я это понимал и все остальные это понимали. В кабине я ощущал свой страх и страх остальных каждой клеточкой своего тела, что лишь усугубляло положение. от такого душевного давления я был готов запаниковать.

Как раз в тот момент, когда я уже готов был закричать во всю глотку от пронзающего меня страха перед боем, ремни безопасности сами по себе отстегнулись, а на потолке загорелась красная лампочка, что было сигналом для нас. Мы встали со своих кресел и выстроились перед трапом. каждый готовил себя как мог: кто-то молил всех известных ему богов о помощи, кто-то действовал на самовнушении. Я же, как ни пытался, не мог совладать со своим страхом. Но вот на смену красному свету пришел зеленый и мы по очереди прыгнули с транспортника. В первые доли секунды своего падения я не понимал практически ничего. затем 10 секунд я чувствовал, словно бы я в каком-то вакууме: кругом было темно и ничего не видно, так что, можно сказать, я чувствовал себя как в космическом пространстве. лишь тогда мой страх ушел и лишь тогда я оказался готов к битве. Мой реактивный ранец запищал и я включил его, чтобы снизить скорость своего падения. То, что я видел со своей высоты, я сейчас могу назвать лишь адом. На месте моего приземления лежали целые горы трупов наших солдат. Повсюду были слышны выстрелы, взрывы, крики. Я ощущал себя так, словно спускаюсь в офис Люцифера. Картина стала ещё хуже когда я приземлился. Теперь я слышал не только крики. Я слышал плач и стоны умирающих солдат. Повезло тем, кто получил лишь пулю. Остальные корчились в ужасных муках от ожогов или из-за потерянных конечностей. Я приземлился рядом с солдатом, которому взрывом оторвало ноги. Его взгляд, полный страха, и его крики, окутанные болью и страданиями, навсегда остались у меня в голове. Я совсем не ожидал прибыть на поле боя так... только не так.

От громких бесконечных выстрелов и взрывов я почти оглох. Кое-как разбирая крики командира, мы двигались вперед. каждые 5 метров нашего движения отбирали у нас по две-три солдатские души. Мы оставляли позади раненых и контуженных. Оставляли на произвол судьбы. Мы шли лишь вперед, не оглядываясь назад. Мы не видели, как страдали те, кого мы оставили за собой. Важнее было выполнить задачу. Важнее было убить как можно больше республиканцев в отместку за наших павших сослуживцев. К концу пути в каждом выжившем солдате проснулось лишь два чувства: страх и гнев. Адская смесь. Теперь мы шли уже не опасаясь ничего: ни мин, ни гранат, ни вражеских снайперов. Только вперед. И теперь смерть наших товарищей лишь гневила нас, не оставляя страху ни шанса. Он затуманивал нам глаза, позволяя не видеть остальных ужасов этого боя. После того, как мы дошли до ворот вражеской базы, я не помню практически ничего. Словно меня отнесло куда-то в другое место. Место очень туманное, где ничего не было видно. Помню лишь то, как я зажимал спусковой крючок своего автомата и как на землю падали трупы "красных". Это был всплеск гнева. Он словно вышел из своих оков и теперь убивал всех врагов в своем новом человеческом обличье, не давая противнику ни малейшего шанса.

В себя я пришел лишь тогда, когда все враги были мертвы. Полевые медики ушли с отрядом прикрытия обратно, за ранеными, а нас ждала небольшая передышка перед следующим боем. Наш взвод был построен прямо перед флагштоками со знаменами конгломерата, в руках наших были автоматы, отнявшие за сегодня сотни жизней и в то же время спасшие тысячи. За горизонтом появилось солнце, ослепившее нас и озарившее знамена своим светом. Это было начало нового дня. Дня свободы. Дня независимости. Дня, когда вновь тысячи и тысячи солдат сложат свои головы на полях битв. Таков этот уж мир.


Глава вторая
Ингрид

В условиях постоянной войны и бесконечных сражений, простым солдатам редко выпадает свободное время. Когда наступает затишье, каждый, кто до сих пор не стал обычной машиной для убийств занимается своими делами: кто-то общается со своими товарищами, кто-то начищает свою аммуницию перед предстоящим сражением, а кто-то уходит в разведку, чтобы расставить мины и проверить местность. Я же просто сидел в казарме с бутылкой какого-то непонятного пойла в руках, которое ни один нормальный человек не назовет алкоголем, но другого на этой планете просто нет. Я просто сидел и пил, стакан за стаканом, морщась от этого горького напитка и рассматривал свой шлем. Половина бутылки уже опустела, когда к нам в казарму вошла Ингрид – одна из немногих девушек-солдат, сражающихся за конгломерат. Она была одета в красивое платье, которое сшила сама во время одной из таких вот «передышек» и, должен признать, она была в нем прекрасна. Здесь, в этом кромешном аду, прекрасного для нас оставалось мало и потому каждый цеплялся за остатки той простой человеческой красоты, пытаясь сохранить свою человеческую сущность.

Ингрид стояла в дверном проеме и под светом прожекторов вырисовывался её прекраснейший силуэт: платье облегало её тело и можно было насладиться всеми женскими красотами этой девушки, светлые волосы были распущены и доходили до её плеч. она быстро и уверенно направилась прямо к моей кровати и, остановившись рядом с ней, её взгляд пал на меня. Черт бы меня побрал, я отдал бы все что у меня есть, лишь бы ещё раз увидеть её глаза. она смотрела на меня, а я на неё и этот обмен взглядами продолжался где-то секунду.

- Можно присесть? – спросила она и мило улыбнулась, а взгляд её все ещё был устремлен на меня. На какое-то время мне даже стало немного не по себе.

Конечно, - ответил я, и, прихватив с собой бутылку, немного отодвинулся, дабы освободить место Ингрид.

Она присела рядом со мной и теперь я ощущал её запах, ощущал тепло её тела. По мне побежали мурашки от её присутствия и я уже не знал о чем с ней говорить. Наконец, не найдя выхода, я просто предложил ей выпить, на что она ответила согласием. Я достал из своего небольшого шкафчика две железные кружки, разлил по ним остатки выпивки и протянул одну из кружек Ингрид. Она вновь улыбнулась и, взяв из моих рук кружку, тут же хлебнула её содержимое, а за ней и я. Выпивка расслабила нас и мы наконец могли поговорить о чем-нибудь. Начала она:

- Так как тебя зовут? – спросила она у меня.
- Феликс. Феликс Дэниэл. – ответил я.
- И что же ты делаешь тут один, Феликс? Неужели ты и правда хотел опустошить всю эту бутылку в одиночку? – спросила она и тут же перевела взгляд на мои нашивки рядового. – Ясненько. Значит, ты новичок. Как же я сразу то не догадалась? Ну и как тебе тут служится, рядовой?
- А сама как думаешь? – спросил я и сделал ещё один глоток из кружки. мы и сами не заметили, как сразу начали общаться на «ты». – Как только тут ещё никто не свихнулся?

- У каждого здесь есть то, что сохраняет в нем человечность. Вот, например, наш командир перед сном разглядывает фотографию своей семьи, солдаты стараются общаться друг с другом, а кто-то находит себя в искусстве и занимается творчеством в свободное время. Все это и делает нас людьми, а не простыми машинами.

Так мы проговорили до самой ночи. Мы спорили, шутили, разговаривали, смеялись и, разумеется, наша выпивка никуда не делась. К ночи бутылка была окончательно опустошена и когда мы допили последние капли, Ингрид сказала, что ей пора уходить. Она поднялась с кровати и направилась к выходу из казарм, а я последовал за ней, чтобы проводить. Когда она остановилась в проеме чтобы попрощаться, я взял её за руку, на что она лишь мило улыбнулась и сказала:

- Спасибо за компанию. Я отлично провела время.

После этих слов она закинула свободную руку мне за шею и наши губы слились в страстном поцелуе. Я ощущал каждый импульс, который подавало её тело, ощущал каждый удар её сердца. Мы не хотели расставаться, но так было нужно. С каждой секундой нашего поцелуя мы отдалялись друг от друга и, наконец, мы уже просто стояли, держа друг друга за руки. Но и это не могло долго продолжаться: а что если бы кто-то увидел? Наконец, мы убрали руки, и Ингрид ушла, помахав мне на прощание рукой.

Лежа в своей постели я понимал, что вкусил запретный плод: я солдат и по мнению командиров должен оставаться им. Я рисковал своей карьерой, как рисковала и Ингрид. Но сок этого плода все ещё оставался на наших губах и теперь мы не могли ничего с этим поделать.

Комментариев нет:

Отправить комментарий